«Многие в Польше, которая пережила о трех разделах Речи Посполитой царской Россией, с опасениям смотрят на действия нынешнего польского правительства, которое пытается «перезагрузить» отношения с Россией», — пишет украинская газета «День», публикуя интервью с бывшим министром иностранных дел Польши Анной Фотыгой .
— Вы считаете, что мы оказались в такой же ситуации, как в XVIII веке, как перед разделами Польши?
— Если мы ищем аналогий, то я предпочитаю сравнивать это с Первой мировой войной, ее заключительной фазой. Я вижу пути выхода, возможности, но для этого нужно «свистать всех наверх». А самое большое беспокойство у меня вызывает состояние польского общества.
— А если не получится?
— Тогда будет, как в XVIII веке, как перед разделами.
— Кто-то ведет с Польшей свои игры?
— Ведь это видно невооруженным глазом. Мы как мяч, который все перебрасывают между собой, а мы делаем хаотические движения.
— Польское правительство — это полезные идиоты?
— Не все, но такие есть. Придя к власти, партия «Гражданская платформа» начала с изменения принятых нами решений. Просто так, без глубокого анализа. Сейчас я слежу за присутствием Польши в различных международных структурах, и вижу, что наши лидеры стали избегать этих встреч. Их просто не воспринимают всерьез. Они уже не нужны, они свое сделали.
— В Польше действует российская пятая колонна?
— Не только российская.
— Еще и немецкая?
— И много других. В каждом государстве действуют разведки, но не в каждом они настолько сильны. Россия, бесспорно, усиливает свою позицию и влияние.
— Нынешнее правительство поддается этому влиянию?
— Да.
— Почему?
— Потому что это гарантия хорошего имиджа. Это делается для аплодисментов, для PR, для удержания власти. Власть — это наркотик. Они сделают все, чтобы понравиться.
— Это Путин вел с Туском игру, целью которой было убрать Леха Качиньского из политики, или Туск с Путиным?
— Они оба вели игру. Но думаю, главным в этом дуэте был Путин.
— Слово «игра» подразумевает целенаправленные действия.
— Да.
— Раз вы полагаете, что Туск вел игру против президента Польши, можно ли говорить об измене?
— Это ситуация близкая к измене. Несомненно, действия противоречили конституции. В ней записано, что в вопросах внешней политики польские органы власти — президент, премьер, министр иностранных дел — должны действовать внутри страны, согласовывать общие позиции, и лишь потом вести игры за ее пределами. Дональд Туск это нарушил.
— То есть, Дональд Туск изменил польским интересам?
— Я так считаю.
— Лех Качиньски был более неудобным политиком для Путина или для Туска?
— (долгое молчание) Более неудобным для Путина.
— По вашему мнению, польский премьер был готов на все, чтобы убрать из политики Леха Качиньски?
— Это был очень сложный процесс. Туск и его окружение создали такую атмосферу ненависти, что со временем каждое очередное решение было принимать все легче. Уже не знаешь, когда
1e65
вступаешь на зыбкую почву, когда теряешь человечность.
— Что вы имеете в виду?
— Хотя бы разделение поездки в Катынь на две делегации. Я всегда была спокойна, когда президент летел с Туском. А в тот раз я беспокоилась. Я даже пыталась несколько раз вмешаться: я звонила главе президентского кабинета Лопиньскому. У меня было впечатление, что идет игра в какой-то отвратительный пинг-понг.
— Если бы не эти действия, трагедии бы не произошло?
— Возможно. Как говорил глава «Права и Справедливости» Ярослав Качиньски , такие действия внутри страны придавали смелости противникам за ее пределами.
— Какие действия?
— Демонстративная, публичная дискредитация президента. Если уменьшается престиж, то уменьшается и охрана. Я много раз видела, как ведет себя охрана президента США или Германии. Если какого-то политика у себя в стране воспринимают как «второй сорт», то потом так и выглядит безопасность. Вроде президент есть, но ведь это не такой же президент, как Квасьневски.
— Смоленская катастрофа могла быть покушением?
— Да, это могло быть покушением. Этого нельзя исключить. В любой другой стране — это была бы первая версия, которая бы рассматривалась и которую бы не отодвинули на второй план до ее исключения.
— Польское правительство продало смоленское следствие?
— Да.
— Вошли ли мы уже в российскую сферу влияния?
— Да. Смерть президента это, несомненно, ускорила.
— Мы видели, что объятия Туска и Путина — это был человечный жест. Вы видели что-то большее?
— Человечные жесты — это была реакция российского общества, настоящая и очень живая. Сложно отказать в наличии человеческих реакций бывшему высокопоставленному сотруднику КГБ , но нужно отдавать себе отчет, что он способен отлично управлять своими эмоциями и языком тела.
— Путин разыграл Туска, как ребенка?
— Да.
— И премьер Туск все еще остается в объятиях Путина?
— Туск остается в этих объятиях, и я не знаю, выберется ли он их них. Это будет за ним тянуться. Как премьер он себя не оправдал. Он слишком поверил в себя, решил, что он сам создает собственные нормы.
— Мы теряем суверенитет?
— Да, безусловно.
— Мы стали российско-немецким кондоминиумом?
— Кондоминиум — это очень верное слово. Это была такая жесткая формулировка, которая должна была показать, какие угрозы, влияния начинают сейчас получать в Польше силу. Это реальная угроза.
— Вы замечаете в Польше больше немецкое или российское влияние?
— Российское.
— Связано ли это влияние с деятельностью российских спецслужб?
— Разумеется. Я недавно читала аналитический материал одного из глав литовской разведки о степени инфильтрации российских спецслужб в Литве. У нас эта тема — табу. Такие вопросы не поднимаются, не анализируются. Говорится, что это сказки для ненормальных.
— А как на самом деле?
— Это реальный мир. Так происходит на всем свете, значит, и у нас тоже. Не нужно обладать особой фантазией, чтобы представить, что большая соседняя страна, Россия, которая возрождает свою неоимперскую политику, просто использует свой огромный аппарат спецслужб для операций на территории Польши. Россия планирует экономическую экспансию в ключевых секторах, так уже в наши времена бывало, нужно это сознавать и этому противодействовать. В истории Польши, пожалуй, не было такого периода, чтобы мы до такой же степени были лишены инстинкта самосохранения. Эта власть — самая худшая.